Л.А. Воскобитова
Судебная реформа в России в области уголовного судопроизводства: институционально-социетальный анализ трансформации, ревизия результатов, определение перспектив
I. Краткая характеристика состояния дел в исследуемой области на момент крушения Советского Союза и возникновения независимой России (законодательное регулирование, политическое влияние, господствующие научные доктрины)
На означенный исторический момент уголовное судопроизводство России соответствовало сложившейся в государстве командно-административной системе во главе с КПСС. Исходными политико-правовыми положениями были следующие.
1. Принцип неотвратимости наказания: каждый, совершивший преступление, должен быть привлечен к уголовной ответственности, изобличен и осужден.
2. Суд относился к числу «административных» органов государства и рассматривался как инструмент, посредством которого государство проводит свою политику и обеспечивает «воспитание дисциплины и самодисциплины трудящихся» (В.И. Ленин).
3. В силу руководящей и направляющей роли КПСС все правоохранительные органы, в число которых включался и суд, должны были выполнять задачи, определяемые решениями КПСС, и в соответствии с ними интенсифицировать борьбу с отдельными негативными явлениями, соответственно усиливая неотвратимость наказания и уровень репрессии. Политическая оценка некоторых социальных явлений как негативных позволяла определять их в законе как правонарушения и устанавливать, изменять, усиливать меры наказания за них.
4. Процессуальное законодательство определяло единые задачи уголовного судопроизводства, которые в равной мере были обращены ко всем органам власти, осуществляющим уголовное судопроизводство: «быстрое и полное раскрытие преступлений, изобличение виновных и обеспечение правильного применения уголовного закона, с тем чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности» (ст. 2 УПК РСФСР);
5. Суд, прокурор, следователь, орган дознания в равной мере обязывались: в пределах своей компетенции возбуждать уголовное дело в каждом случае обнаружения признаков преступления, принимать меры к установлению события преступления, лиц, виновных в совершении преступления, и их наказанию (ст. 3 УПК РСФСР).
6. Деятельность всех органов и должностных лиц, осуществляющих уголовное судопроизводство (органа дознания, следователя, прокурора, суда), рассматривалась как единая «технологическая цепочка». Каждое последующее звено контролировало выполнение общих задач судопроизводства предшествующим звеном и обязано было принимать процессуальные меры по восполнению и исправлению недостатков и ошибок. Это обеспечивалось такими процессуальными институтами, как:
1. доследование, в том числе ввиду неполноты проведенного следствия либо в силу необходимости применить закон о более тяжком преступлении (ст. 232 УПК РСФСР);
2. возможность рассмотрения дел судом в отсутствие государственного обвинителя: суд мог самостоятельно исследовать доказательства обвинения и на их основе разрешить дело (ч. 2 ст. 217, ч. 2 ст. 228, ч. 1 ст. 251 УПК РСФСР);
3. необязательность для суда отказа государственного обвинителя от обвинения и обязанность, несмотря на отказ, довести дело до конца и разрешить его по существу (ч. 4 ст. 248 УПК РСФСР);
4. право и обязанность суда возбуждать в судебном разбирательстве дела по новому обвинению или в отношении нового лица (ст. 255, 256 УПК РСФСР)
5. право кассационной и надзорной инстанций на ревизионный порядок проверки приговоров, независимо от доводов жалобы или протеста (ст. 332, 379−380 УПК РСФСР) и др.
В целом такое положение дел обеспечивало стабильность уголовного судопроизводства в пределах существовавшего уровня правового регулирования. Относительно высоким был и показатель стабильности приговора − до 98% приговоров оставались неизменными после кассационной проверки.
Вместе с тем подобная система не была пригодна для разрешения ситуаций, когда возникал конфликт человека с органами, ведущими процесс. Обвиняемый, не признававший себя виновным, не имел реальной возможности и реальных процедур для доказывания своей невиновности и защиты от предъявленного обвинения.
В конце 1980-х годов достоянием гласности стали обстоятельства ряда уголовных дел (например, «витебское дело»), по которым были допущены судебные ошибки, незаконно осуждены, в том числе и к высшей мере наказания, невиновные.
Граждане, вовлекавшиеся в сферу уголовного судопроизводства, наделялись в рассматриваемый период рядом процессуальных прав. Однако объем этих прав и их содержание не соотносились с международными нормами, закрепляющими политические и социальные права человека и его основные свободы, и были явно недостаточными. Так, весьма ограниченными были права обвиняемого и его защитника по участию в доказывании, права участников уголовного процесса на обжалование незаконных действий и решений должностных лиц, ведущих уголовный процесс, и др.
Система уголовного судопроизводства, впрочем как и вся правовая система СССР, не была сориентирована на права человека и обеспечение их защиты.
Правом признавалось только то, что было возведено в закон, нашло свое выражение и закрепление в законодательных актах СССР. Доктрина, законодательство и правоприменительная практика не признавали категорию естественного права. Идея верховенства права низводилась до принципа социалистической законности, и в государстве отсутствовала возможность и правовые механизмы оспаривания «неправовых» законов, в том числе при отстаивании естественных прав и свобод человека, общественных организаций, гражданского общества.
Государственная власть не признавала самоограничения правом, и сам механизм такого самоограничения не был разработан. Поэтому механизм защиты прав, под которыми понималось только то, что прямо предоставлялось законами, включал в основном «административно-вертикальную» систему обжалования. В случае нарушения прав участников уголовного судопроизводства последние могли приносить жалобы или вышестоящему должностному лицу (например, начальнику следственного отдела или органа дознания), или прокурору, осуществлявшему надзор за расследованием. Судебная форма защиты предусматривалась только при обжаловании судебных актов.
УПК РСФСР соответствовал такому пониманию назначения и задач уголовного судопроизводства и в этих рамках был достаточно сбалансированной системой. На фоне злоупотреблений 1934−1953 годов принятие этого законодательного акта сыграло, безусловно, положительную роль. УПК РСФСР способствовал устранению последствий внепроцессуальных репрессий, изменению характера, формы и содержания уголовно-процессуальных отношений, формированию новых отношений личности и государства в сфере уголовной юстиции.
Вместе с тем многие положения УПК РСФСР оказались половинчатыми, непоследовательными. Например, в нем так и не получили надлежащего закрепления и реализации принципы презумпции невиновности и состязательности. Недостаточно обеспечивалось право обвиняемого на защиту: защитник допускался в процесс лишь с момента окончания расследования и представления материалов дела к ознакомлению.
Эти и другие положения УПК РСФСР вполне соответствовали господствовавшей в то время идеологии, но далеко не всегда − самой природе уголовно-процессуальных отношений. Это не могло не привести рано или поздно к тем искажениям и деформациям, которые были выявлены и обозначены в Концепции судебной реформы 1991 года. Поэтому кризис уголовного судопроизводства был неизбежным, особенно на фоне демократических изменений и преобразований.
II. Поэтапный анализ хода реформирования исследуемой отрасли права, соответствующих институтов? с указанием результатов и движущих сил реформы на каждом этапе (внешнее влияние – деятельность международных финансовых организаций, иных донорских организаций, присоединение к международным организациям; внутреннее влияние – политическое давление, деятельность юридического сообщества, деятельность бизнес-сообщества, научная деятельность, правозащитная деятельность)
Реформирование уголовного судопроизводства осуществлялось и продолжает осуществляться постепенно. Можно выделить относительно обособленные этапы реформы, содержательно менявшие наши представления как о кризисе уголовной юстиции, его проявлениях и глубине, так и о направлениях и содержании реформирования всей судебной системы и судопроизводства.
Первый этап: формирование идеи разделения властей и выделения независимой и самостоятельной судебной власти.
Попытки обозначить идею о необходимости самостоятельной и независимой судебной власти и определить место последней в системе государственной власти были предприняты еще в конце 80-х годов XX века. Одним из первых источников политического выражения этой идеи стали материалы 19 партконференции (1989). Позже эта идея была закреплена в Декларации независимости РСФСР (1990).
В 1991 году в Концепции судебной реформы впервые был дан анализ признаков кризиса уголовного судопроизводства. Была предпринята попытка определить, хотя бы в общих чертах, основные направления реформирования судебной системы и судопроизводства, в частности уголовного процесса, с тем чтобы обеспечить становление самостоятельной и независимой судебной власти, установить систему гарантий прав и свобод человека, обеспечить возможность их защиты с помощью суда.
В 1993 году принятие Конституции РФ определило основополагающие нормы и принципы судебной власти (глава 7), ее место в системе государственной власти (ст. 10). Кроме того, Конституция РФ закрепила верховенство права (ст. 15). Статья 2 Конституции провозгласила, что права человека и его свободы становятся высшей ценностью, а их признание, соблюдение и защита является обязанностью государства. Согласно ст. 18 Конституции именно права и свободы человека определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти и местного самоуправления и обеспечиваются правосудием.
Вместе с тем на теоретическом уровне само понятие судебной власти, ее сущностные характеристики, смысл и содержание новых властных функций суда как атрибута государственной власти в то время до конца не были осознаны. В итоге даже ряд положений Конституции несет на себе явный отпечаток прежних представлений о судебной власти.
Например, в ст. 118 Конституции в первую очередь воспроизводится традиционное положение «правосудие осуществляется только судом», затем устанавливается, что судебная власть осуществляется посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства. Здесь же речь идет и о судебной системе. Эта конституционная норма до сих пор порождает дискуссии о том, верно ли соотнесены понятия «судебная власть», «правосудие» и «судопроизводство» (В.А. Лазарева, И.Б. Михайловская, Л.А. Воскобитова, Ю.К. Орлов и др.).
Другой дискуссионный вопрос касается типологии судопроизводства: можно ли выделять арбитражное судопроизводство в самостоятельный вид судопроизводства и, соответственно, еще одну самостоятельную форму реализации судебной власти, или это лишь разновидность гражданского и административного судопроизводства (см. «Судебная власть» под ред. И.Л. Петрухина).
Само понятие судебной власти и теперь иногда определяется как система судебных органов, действующих в стране (Дмитриев, Черемных и др.). Сущность судебной власти − как особого вида государственно-властных отношений − пока еще не осознана до конца, не исследована и не описана в форме, доступной всем (Н.А. Колоколов). Такое понимание судебной власти пока еще не стало привычным элементом правосознания (как, например, закон, необходимость выполнять законы и т.п.).
Недостаточная разработанность теории судебной власти привела к тому, что и в Концепции судебной реформы, и в последующих программах судебной реформы, по существу, ставится знак равенства между реформой судебной системы и становлением судебной власти. Осенью 2006 года исполнилось 15 лет с начала реформы. Судебная система в основном реформирована, но самостоятельная судебная власть, отвечающая тем идеальным представлениям, которые изложены в Концепции и зафиксированы в нормах Конституции, так и не возникла.
Между тем даже Президент страны убежден, что «…необходимо ускорение судебной реформы. Более того, мы должны наконец ее завершить. Но только в тех параметрах, в которых она была изложена ранее» (2001). Реформу судебной системы можно ускорить, завершить в определенный срок. Но судебную власть нужно «взращивать», ее невозможно создать по указу или распоряжению к некой дате, тем более ее нельзя скопировать, «пересадить». И для этого необходимо не «ускорение», а системная целенаправленная деятельность по многим направлениям, от политики и идеологии до методичного и постоянного разъяснения − судьям, прокурорам, следователям, адвокатам, а равно и всем гражданам − новой формы общественных отношений – судебной власти. И деятельность эта должна быть регулярной и постоянной, координироваться из единого центра, которого сегодня, к сожалению, нет. И потребуется для становления судебной власти не один год, и даже не одно десятилетие.
Подтверждением тому являются результаты ознакомления с судебной практикой, беседы с судьями, позволяющие выявить уровень их правосознания, понимания ими своих новых политико-правовых функций и назначения. Наблюдения свидетельство о крайне неравномерном развитии процессов становления судебной власти в различных регионах страны. Речь идет не о системе судов и их материально-техническом обеспечении (хотя внешний вид зданий и помещений судов, их оборудование, место расположения и пр. тоже многое говорят об отношении к судебной власти в конкретном регионе).
Речь идет о понимании судьями содержания и назначения своей деятельности по принципу: «Что вы делаете: рассматриваете и разрешаете многочисленные и разнообразные дела или отправляет ежедневно и ежечасно СУДЕБНУЮ ВЛАСТЬ?» Большинству судей России последнее положение непонятно в его функциональном значении. Судьи не понимают, чем, собственно, различаются первая и вторая позиции. Вместе с тем в отдельных регионах (по наблюдениям автора, например, в Ивановской, Тверской, Смоленской областях) начинает пробуждаться второй уровень правосознания: судьи, пока еще интуитивно, начинают ощущать себя носителями власти. В них «просыпается смелость» быть властью, например при принятии решения о вынесении оправдательных приговоров, отказе в даче согласия на продление срока содержания под стражей и т.п. Одним из признаков «пробуждения», на наш взгляд, является открытость судей к новой информации, желание учиться, готовность обсуждать проблемы, анализировать их причины, отказываться от устоявшихся стереотипов.
Поэтому сегодня крайне важен содержательный анализ реального состояния судопроизводства, ибо, согласно ч. 2 ст. 118 Конституции, это единственное средство осуществляется судебной власти. Изучение каждого вида судопроизводства может дать материал для анализа функционирования судебной власти в целом. Разные регионы могут дать свой материал к пониманию степени становления судебной власти, а также причин, препятствующих этому становлению.
Только анализ практического положения дел на текущий момент позволит оценить, что реально достигнуто в строительстве судебной власти и в каком направлении двигаться дальше.
Второй этап: становление судебного контроля (1991 год − создание Конституционного Суда РФ; 1992 год – введение судебного контроля за арестами через обжалование в суд применения и продления сроков; 1993 год – расширение возможности обжаловать в суд неправомерные действия и акты органов государственной власти, общественных организаций, органов военного управления и должностных лиц; 1992−2002 годы − последовательное расширение практики обжалования на суд незаконных действий, бездействия, решений в досудебных стадиях; роль и значение решений Конституционного Суда в формировании этой практики вопреки формальным предписаниям УПК РСФСР).
В Конституции 1993 года получила правовое регулирование и развитие идея судебного контроля. Она была выражена через: право на судебную защиту; неограниченное (В.М. Жуйков) право обжаловать в суд решения, действия (или бездействие) органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и должностных лиц; а также закрепление права каждого обращаться за защитой в международные органы в случае исчерпания всех внутригосударственных средств защиты (ст. 46 Конституции). Положения ст. 46 Конституции поставили под судебный контроль все ситуации, связанные с нарушением прав и свобод человека.
Создание в 1991 году Конституционного Суда РФ, затем уточнение его полномочий в ст. 125 Конституции и последующем Законе о Конституционном Суде РФ поставили под контроль судебной власти законодательные органы и высшие органы исполнительной власти, а также создали средство обеспечения верховенства права и Конституции.
Предоставление права индивидуальных обращений в Конституционный Суд РФ с жалобой на неконституционность законов или отдельных правовых норм стало дополнительной гарантией положений ст. 2 и 18 Конституции РФ.
Результаты данного этапа реформирования не замедлили сказаться, что выразилось в резком и постоянном росте, начиная с 1992 года, количества обращений граждан в суд с жалобами на неправомерные действия (бездействие), решения должностных лиц. По данным В.М. Жуйкова, в области гражданского судопроизводства до 80% таких жалоб и обращений удовлетворяются в пользу заявителей[1].
Вместе с тем следует признать, что на характер уголовно-процессуальных отношений эти новации подействовали специфически. Формально участники процесса получили возможность судебного обжалования на досудебных стадиях сначала решений о заключении под стражу и продлении срока содержания под стражей, позже и иных решений по делу. Статистика тех лет показывает, что введение таких норм в УПК РСФСР (1992), а также решения Конституционного Суда РФ (28.10.1996) в первое время вызвали увеличение не только количества жалоб, но и случаев удовлетворения их судом.
Однако довольно скоро статистика решений в пользу заявителей снизилась. Эти данные и судебные решения по отдельным делам свидетельствуют о том, что судебная власть так и не стала реальным ограничителем противоправных действий органов исполнительной власти, в том числе и в сфере уголовного судопроизводства.
Подтверждением этому являются и решения ЕСПЧ по жалобам против России. Только в 2005−2006 годах Европейским Судом вынесен ряд решений, касающихся нарушения прав человека в уголовном судопроизводстве (Федоровы, Попов, Худоеров, Худобин, Ваньян и др.). Эти нарушения имели место как раз в конце 90-х. Сравнение дел, рассмотренных Судом, и сегодняшних уголовных дел показывает, что практика за эти годы изменилась мало и решения ЕСПЧ против России пока слабо влияют на ее совершенствование.
А принципиально новая функция судебной власти в уголовном судопроизводстве – судебный контроль − так и не сформирована, прежде всего в правосознании судей. Это подтверждают и итоги тематических семинаров: большинство участвовавших в них судей не знали перечисленных решений ЕСПЧ против России, не знали выраженных в них мнений о несовершенстве российской судебной практики, следовательно не были готовы к отказу от стереотипов в решении спорных вопросов, касающихся законности арестов, продления сроков содержания под стражей, допустимости доказательств и других, где востребована функция судебного контроля в уголовном судопроизводстве.
Несмотря на то что УПК РФ предусматривает контрольные правомочия суда и устанавливает процедуру осуществления судебного контроля, названные решения ЕСПЧ, а более того − изучение повседневной судебной практики показывают, что судебный контроль в уголовном судопроизводстве бездействует, причем в самых критических ситуациях.
Третий этап: введение суда присяжных заседателей (1993 год, в 9 регионах), начало освоения технологии состязательного уголовного судопроизводства. Предполагалось, что введение суда присяжных заседателей, хотя бы в отдельных регионах, в качестве эксперимента, принципиально повлияет на практику уголовного судопроизводства в целом. В 1993−1995 годах были предприняты значительные организационные усилия к реализации этой идеи. Однако с уходом С.А. Пашина из ГПУ Президента эта работа, по существу, была остановлена, и суд присяжных заседателей перешел в стадию «стихийного» развития. Кассационная палата Верховного Суда начала формировать практику суда присяжных заседателей не всегда так, как это предполагалось реформаторами. В отдельных случаях позиция Верховного Суда была более взвешенной, например в отношении недопустимости ставить перед присяжными (в вопросном листе) вопросы в вероятностных формулировках. В других случаях, например по проблеме допустимости доказательств, Верховный Суд далеко не всегда занимает бесспорные позиции, его оценки противоречивы, нередко формально-бюрократичны. Например, в настоящее время налицо совершеннейшая путаница в вопросе о различении допустимости и достоверности доказательства. Верховный Суд не только не формирует понимание этих различий, но иногда своими решениями лишает присяжных заседателей права обсуждать вопросы достоверности, фактически вторгаясь в пределы компетенции присяжных и ограничивая их возможности в познании фактов дела и принятии осознанного решения по делу.
Четвертый этап: начало разработки проектов нового УПК РФ (Общая часть УПК − проект ГПУ, проект Минюста, проект НИИ Прокуратуры; 1994 год – конференция по проекту УПК в Правовой академии МЮ). Сопоставление выдвинутых проектов демонстрирует направлении развиваются представления о роли и месте уголовного судопроизводства в защите общества и личности от преступлений, борьбе с преступностью и обеспечении прав и законных интересов личности, так или иначе вовлекаемой в процесс.
Резкая критика и неприятие юридической общественностью проекта Общей части УПК РФ, подготовленного ГПУ Президента, свидетельствуют, что «романтические представления реформаторов» должны иметь разумный предел. Уголовное судопроизводство – сфера, затрагивающая слишком важные стороны человеческой жизни, она − не место для поспешных, субъективных экспериментов.
Возникшее противостояние «романтических реформаторов» и «традиционалистов» затормозило реформирование уголовно-процессуального законодательства. Вместо объединения всех творческих сил с целью поиска оптимального регулирования произошло резкое их разъединение, и в результате новое законодательство стало готовиться без достаточного участия ведущих процессуалистов и широкого обсуждения проекта.
Пятый этап: ратификация Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (1998), начало юрисдикции Европейского суда по правам человека.
Этот этап следует выделить уже потому, что первые решения ЕСПЧ против России были крайне неожиданными. Рассуждения и аргументы ЕСПЧ, например по делу «Калашников против России», заставили российских юристов принципиально по-новому взглянуть на правоприменительную практику и задуматься над реальным обеспечением прав человека. Это могло бы стать революцией в правосознании российских судей, но государство не приняло никаких мер по доведению новой информации до каждого судьи и иного юриста, практикующего в сфере уголовного судопроизводства.
Каждое решение ЕСПЧ должно было становиться предметом широкого обсуждения в юридической среде. По каждому из решений должны были следовать соответствующее разъяснение Пленума Верховного Суда или Приказ Генерального прокурора или Приказ Министра внутренних дел и т.п. акты, посредством которых позиции ЕСПЧ могли бы получать имплементацию в российское право и правоприменительную практику.
Увы, изучение практики ЕСПЧ стало уделом крайне узкого круга специалистов, и до настоящего времени решения ЕСПЧ, его прецедентные позиции не вводятся целенаправленно в правоприменительную практику и остаются неизвестными большинству судей России. Подтверждением этому являются «серийные» дела, в которых повторяются стандартные и типичные нарушения прав человека, − при том, что ЕСПЧ уже высказал России свою позицию.
Следовательно, материал, на котором мог бы формироваться новый культурно-правовой опыт судейского усмотрения, культура мотивировок принимаемых решений, готовность принимать нестандартные решения в нестандартных ситуациях, остается и по сей день невостребованным. Только целенаправленные действия по обучению судей этой практике, целенаправленная и адекватная российскому праву деятельность по имплементации прецедентов ЕСПЧ может переломить ситуацию.
Шестой этап: введение институтов мировых судей, апелляционной инстанции (2000; УПК РСФСР дополнен разделами 11–12, посвященными производству у мирового судьи и обжалованию решений мирового судьи в апелляционном порядке). Появление и последующее развитие мировой юстиции решило одну из главных проблем: значительно снизило нагрузку районных судов. Иные задачи – приближение правосудия к населению и обеспечение доступа к правосудию, упрощение и ускорение судопроизводства по мелким и незначительным делам, использование «миротворческого» потенциала мировой юстиции решены в меньшей мере или не решены вовсе.
Возникли и новые проблемы, которые можно было бы предусмотреть при более грамотном и системном реформировании. Например, перераспределение нагрузки между районными судами и мировыми судьями в отсутствие научно обоснованных нормативов судейской нагрузки привело к тому, что мировая юстиция рассматривает более 30% уголовных дел, более 70% гражданских и более 90% дел об административных правонарушениях. А нагрузка на одного мирового судью крайне различается в зависимости от участка и колеблется от 40 до более 300 дел в месяц. При этом мероприятия по внедрению в практику мировых судей примирительных процедур (Рекомендация № R(99) от 15 сентября 1999 года Комитета Министров Совета Европы государствам-членам СЕ), а также мероприятия по упрощению процедур производства у мирового судьи (Рекомендации № R(86)12 от 16 сентября 1986 года, № (81)7 от 14 мая 1981 года, Резолюция № (75)11 Комитета Министров Совета Европы) до сих пор не реализованы и даже не обсуждаются на официальном уровне.
Седьмой этап: развитие процессуального законодательства в решениях Конституционного Суда РФ (1992−2001). Конституционный Суд изменил многие положения уголовно-процессуального законодательства, неоднократно обращаясь к анализу положений УПК РСФСР и критическому сравнению их с положениями Конституции 1993 года и нормами международного права. Решения и правовые позиции Конституционного Суда учитывались при разработке УПК РФ, однако по ряду позиций разработчики пошли дальше, что оказалось далеко не всегда верным и обоснованным. Например, Конституционный Суд высказал мнение о недопустимости возвращения дела судом по собственной инициативе на доследование по мотивам неполноты следствия или неправильного применения уголовного закона. Это не препятствовало сторонам заявлять подобные ходатайства, когда это было необходимо для отстаивания своей позиции перед судом. Однако институт доследования был просто исключен из УПК РФ, что повлекло возникновение «тупиковых», неразрешимых ситуаций, в которых судьи поставлены перед необходимостью принимать заведомо неправосудные решения, заведомо неверно применять уголовное право. Это не способствует формированию у судей чувства своей ответственности за законность, обоснованность и справедливость выносимых приговоров.
Восьмой этап: развитие практики ЕСПЧ, его решения против России и их влияние на развитие российского законодательства и судебной практики (по делам Калашникова, Тумиловича, Посохова, Бурдова, Ракевича, Гусинского, Трубникова, Смирновых, Федоровых, Худоерова, Попоа, Ваньяна, Худобина, Михеева и др.).
Анализ решений, вынесенных ЕСПЧ против России, позволяет выделить наиболее проблемные «зоны» уголовного судопроизводства и с учетом этого обсуждать вопросы совершенствования законодательства и правоприменительной практики. К числу таких зон можно отнести следующие
Обеспечение средствами уголовного судопроизводства права на жизнь, в том числе и обеспечение эффективного и своевременного расследования фактов смерти при обстоятельствах, порождающих сомнения в защите государством права человека на жизнь («Трубников против России»).
Соблюдение запрета пыток при производстве по делу и получении признательных показаний подозреваемого («Михеев против России»).
Соблюдение запрета бесчеловечного или унижающего обращения и наказания, в том числе при применении меры пресечения в виде заключения под стражу без учета условий содержания арестованных, возможностей получения больными арестованными своевременной и адекватной медицинской помощи и ухода; при продлении срока содержания под стражей без учета состояния здоровья арестованного, ухудшающегося в результате условий содержания и неоказания адекватной медицинской помощи («Калашников против России», «Худобин против России», «Попов против России», «Худоеров против России»).
Обоснованность применения в качестве меры пресечения досудебного заключения под стражу и обоснованность неоднократного продления сроков содержания под стражей без достаточных оснований, при неподтвержденном подозрении о причастности арестованного к совершению инкриминируемого преступления («Худоеров против России», «Попов против России», «Смирновы против России»).
Соблюдение требования разумных сроков производства по делу и досудебного содержания под стражей («Калашников против России», «Федоровы против России», «Худоеров против России»).
Соблюдение формальных предписаний закона о формировании состава суда, в том числе народных заседателей («Посохов против России»), в современных условиях, когда институт народных заседателей упразднен, это решение актуально при оценке формирования состава присяжных заседателей.
Недопустимость уголовного судопроизводства на основании провокаций. Это новая для России правовая позиция, требующая исследования вопроса о понятии провокации, ее отграничения от правомерных действий должностных лиц правоохранительных органов. ЕСПЧ выразил четкую позицию, в силу которой обвинение, построенное на провокации, незаконно, не должно порождать привлечения человека к уголовной ответственности и осуждения как за преступление («Ваньян против России», «Худобин против России»).
Недопустимость использования в качестве доказательства голословных утверждений работников правоохранительных органов об имеющийся у них оперативной информации о причастности кого-либо к совершению преступления. В основу приговора может быть положена только информация, подтвержденная фактами и основанная на фактах («Худобин против России», «Ваньян против России»).
При решении вопроса о невменяемости какого-либо лица и возможности применения к нему принудительных мер медицинского характера обязательно присутствие в судебном заседании данного лица. Вопрос о невменяемости не должен решаться формально и требует непосредственной оценки судом состояния больного и адекватности его поведения («Худобин против России»).
Обеспечение справедливости судебного разбирательства и его состязательности путем соблюдения права обвиняемого присутствовать при рассмотрении его дела судом, в том числе и вышестоящей инстанции – надзорной. Рассмотрение дела и решение надзорной инстанции в пользу обвиняемого при неизвещении его о дне слушания дела и необеспечении его участия в рассмотрении протеста прокурора в его пользу признано нарушением права обвиняемого на справедливое судебное разбирательство («Ваньян против России»).
Признание неэффективности надзорной инстанции и необязательность пересмотра приговора в надзорном порядке для исчерпания внутренних средств защиты при обращении в ЕСПЧ (признание жалобы Тумилович неприемлемой ввиду пропуска установленного ЕКПЧ срока на подачу жалобы, вызванного обращением заявительницы сначала в надзорную инстанцию в России).
Вместе с тем из анализа решений ЕСПЧ следует, что этот международный механизм защиты прав и основных свобод все еще недостаточно известен гражданам. О его существовании знают практически все, однако юридически грамотно работать с ЕСПЧ не умеют не только граждане, но и многие юристы.
Девятый этап: принятие УПК РФ, введение его в действие с 1 июня 2002 года.
Десятый этап: изменение и дополнение УПК РФ (2002−2007).
Одиннадцатый этап: развитие уголовно-процессуального законо-дательства в решениях Конституционного Суда РФ (2002−2007).
Содержание этих этапов раскрывается в следующих разделах через анализ действующего уголовно-процессуального законодательства, выявление в нем противоречий и пробелов, а также через анализ складывающейся практики уголовного судопроизводства.
III. Анализ действующего федерального законодательства
Уголовно-процессуальное законодательство, вступившее в действие с 1 июля 2002 года, до настоящего времени вызывает ожесточенную, хотя и не всегда обоснованную критику, порождает дискуссии − и продолжает развиваться путем внесения уточнений, изменений и дополнений в УПК РФ.
Анализ критических выступлений показывает наличие среди них конструктивных предложений, направленных на поиск наиболее точной, оптимальной модели регулирования уголовного судопроизводства, и таких предложений большинство[2]. Есть и другие, которые представляются откровенно деструктивными, поскольку основным мотивом критики является сожаление о прошлом и желание вернуть, восстановить положения УПК РСФСР[3].
Критические выступления можно классифицировать следующим образом.
Критика и предложения по совершенствованию отдельных положений УПК РФ, которые могут быть учтены законодателем без ущерба для принципиальных положений:
устранение стилистических погрешностей, уточнение терминологии, редактирование текста, устранение необоснованных отсылочных норм; устранение неточностей и противоречий, дополнения и т.п.
Критика и предложения по вопросам, которые не получили прямого разрешения в УПК РФ и ставят практику в тупик и по которым пока нет единого мнения среди процессуалистов, например:
каким должен быть процессуальный порядок исправления ошибок следствия, если возвращения на доследование нет, а срок исправления по УПК РФ всего 5 суток? В частности, как исправить отсутствие в материалах дела постановления о принятии следователем дела к своему производству, если дело направлено ему по подследственности прокурором; следователь, фактически не приняв дела к производству, провел и завершил расследование; и ошибка выявлена только в кассационной инстанции?
как обеспечить правильность квалификации преступления, если в суде выявляются фактические обстоятельства, свидетельствующие о необходимости квалифицировать преступление по более тяжкой статье УК РФ?
как исправить последствия необоснованного отказа государственного обвинителя от обвинения?
кто должен нести ответственность за нарушения прав потерпевшего, приведшие к неправосудному приговору и надзорному обжалованию его по мотивам мягкости? И т.п.
Критика и предложения, принятие которых повлечет изменение принципиальных положений УПК РФ, например:
требования признать в законе как цель установление истины по уголовному делу[4]; установить единые задачи уголовного судопроизводства и принцип публичности аналогично ст. 2, 3 УПК РСФСР[5], восстановить возвращение на доследование, в том числе по мотивам неполноты, следствия мягкости квалификации; сократить права защитника в процессе и т.п.
К сожалению, сам текст закона, далеко не всегда отвечающий требованиям грамотной законодательной техники, дает основания для критики. Исследователи отмечают неудачную терминологию, необоснованные редакционные замены устоявшихся понятий и терминов. В тексте множество отсылочных статей, которые затрудняют понимание. Есть недостаточно ясные, а порой и противоречивые нормы[6].
Вместе с тем УПК РФ закрепил ряд принципиально новых положений [7]. неприятие которых означает не что иное, как непонимание основных идей судебной реформы или откровенную оппозицию судебной реформе в сфере уголовного судопроизводства.
К числу наиболее принципиальных новелл УПК РФ − и наиболее критикуемых − можно отнести следующее.
1. Применение принципа разделения властей к уголовному судопроизводству позволило впервые разорвать «технологическую цепочку» и разделить сферы действия исполнительной и судебной властей. Осуществление функции обвинения стало сферой действия исключительно органов исполнительной власти (следователя, органа дознания, дознавателя), а также прокуратуры, вместе с которыми субсидиарно действуют потерпевший, гражданский истец, их представители.
Суд, в силу провозглашенной ст. 10 Конституции РФ самостоятельности и независимости судебной власти, осуществляет исключительно функцию разрешения дела. Он освобожден от выполнения действий, по содержанию своему направленных на осуществление обвинения.
Новые полномочия призваны обеспечить суду возможность познания фактических обстоятельств спора в той мере и с той полнотой, которые обеспечивают принятие законного и обоснованного решения.
Суд освобожден от обязанности принимать «все предусмотренные …меры к всестороннему, полному и объективному исследованию обстоятельств дела и установлению истины…» (ст. 243 ч. 2 УПК РСФСР). «Бремя доказывания виновности, а также опровержения доводов, приводимых в защиту подсудимого, лежит исключительно на обвинителе» (ст. 14 УПК РФ). Защите предоставлены права активного возражения обвинению, отыскания и представления суду информации, свидетельствующей в пользу подсудимого.
Познавательная задача суда принципиально меняется: он принимает участие в исследовании представленных сторонами доказательств только с целью устранения возникших у него неясностей, сомнений, выяснения противоречий, которые могут помешать ему при принятии решения по делу. Только с этой целью суд вправе истребовать дополнительные доказательства по собственной инициативе, не подменяя стороны в доказывании фактических обстоятельств дела. Основные обязанности по представлению доказательств лежат теперь на сторонах, обосновывающих свои позиции перед судом.
Суду даны полномочия толкования закона, и подзаконность его деятельности приобрела иное содержание. В случае противоречия закона Конституции РФ суду дано право приостановления производства по делу и обращения в Конституционный Суд для решения вопроса о конституционности нормы, подлежащей применению. Если норма будет признана неконституционной, она не подлежит применению, и тогда суд вправе напрямую руководствоваться нормами Конституции РФ, а также общепризнанными принципами и нормами международного права и ратифицированных международных договоров.
Эти нововведения направлены на формирование в уголовном судопроизводстве такой позиции суда, как органа самостоятельной и независимой ветви государственной власти, которая не только отличается, но и в известной мере противостоит позиции власти исполнительной. В споре государственных органов и человека по поводу предъявленного обвинения или по иному вопросу, возникающему между человеком и органами, ведущими процесс, суд занимает теперь место независимого и беспристрастного арбитра. Так, в основных чертах, прописана его роль в УПК РФ.
2. Отмеченная новая роль суда усиливается за счет формирования в УПК РФ института судебного контроля в досудебных стадиях процесса и более четкого оформления контрольной функции суда в других стадиях.
Положения ст. 29 УПК РФ позволяют четко разграничить полномочия суда по рассмотрению дела и разрешению его по существу и полномочия по осуществлению судебного контроля в досудебных стадиях. В целом УПК РФ выделяет несколько видов судебного контроля:
- предшествующий (ч. 2 п. п. 1−11 ст. 29 УПК РФ);
- последующий по жалобам граждан на действия (бездействие) и решения прокурора, следователя, органа дознания, дознавателя (ч. 3 ст. 29, ст. 125 УПК РФ) или в порядке последующей проверки законности произведенных следственных действий, не терпящих отлагательства (ч. 5 ст. 165 УПК РФ);
- контроль вышестоящих судебных инстанций, обладающих исключительным правом проверки судебных актов;
- корректирующий −в стадии исполнения приговора; такому контролю суд подвергает инициативы исполнительной власти по пересмотру срока, условий и порядка отбывания наказания осужденным в процессе исполнения приговора.
Это свидетельствует, что помимо функции разрешения дела, обозначенной в ст. 15 УПК РФ, в новом законодательстве фактически получает оформление и регулирование новая самостоятельная функция судебной власти в уголовном судопроизводстве – функция судебного контроля, обеспечивающая сдерживание и противовес иных ветвей власти в области уголовного судопроизводства.
Следует сразу оговориться, что судебный контроль, будучи новой и самостоятельной функцией судебной власти, обеспечивающей принцип разделения властей, сдержек и противовесов в организации государственной власти, пока еще до конца не изучен и не получил четкого выражения в тексте законов. Но объективно о формировании такой функции свидетельствуют многие положения Конституции РФ и процессуальное законодательство.
К сожалению, функция судебного контроля в уголовном судопроизводстве почти не находит реализации на практике, о чем свидетельствуют многочисленные решения ЕСПЧ против России. Наиболее остро это проявляется в вопросах судебного контроля законности арестов и продления сроков содержания под стражей (дела Калашникова, Попова, Смирновых, Худоерова, Худобина и др.)
Показательно дело «Худобин против России». Худобин обвинялся в покупке наркотиков с целью продажи. При избрании меры пресечения суд, знал, что Худоеров имеет постоянное место жительства, проживает с родителями, является студентом, употребляет наркотики, имеет ряд хронических заболеваний: ВИЧ-инфицирован, эпилепсия, гепатит В и С. Суд, удовлетворяя ходатайство следователя, счел возможным применить к нему меру пресечения в виде ареста, после чего неоднократно, более года, продлевал срок содержания под стражей, несмотря на то что в условиях следственного изолятора Худобин неоднократно болел (бронхит, бронхо-пневмония, припадки эпилепсии и т.п.). ЕСПЧ установил, что Худобин не получал элементарного медицинского наблюдения, в период заболеваний медицинская помощь всякий раз была неадекватной. Несмотря на многочисленные жалобы и ходатайства Худобина, его защитника, его родителей, мера пресечения так и не была изменена. Судебного контроля не было и в помине!
Это дело, к сожалению, не уникально. По свидетельству адвоката Московской городской коллегии адвокатов, в «Матросской тишине» содержится подследственный, являющийся инвалидом-колясочником. Какую опасность расследованию он может представлять? Что за необходимость применять к такому обвиняемому непременно заключение под стражу?
Как призналась судья одного из районных судов, она удовлетворила ходатайство следователя об аресте цыганки преклонного возраста с онкологическим заболеванием в последней стадии, привлекавшейся за продажу наркотиков. Зная, что в СИЗО эта женщина не будет получать никакой медицинской помощи и арест существенно усугубит ее состояние и причинит ей дополнительные мучения, судья, тем не менее, предпочла руководствоваться интересами обвинения и чувством своей сопричастности к борьбе с преступностью: преступление цыганки нужно было пресекать.
Почему суд не осуществляет судебный контроль в подобных делах и не ставит право и свободу личности в приоритет перед интересами следователя и прокурора (которым спокойнее, когда обвиняемый под стражей)? Ответов на эти вопросы пока нет.
3. Принципиальное значение имеет введение состязательности и равноправия сторон. Принятие данного принципа уголовного судопроизводства позволило впервые организовать эту деятельность по функциональному принципу − вместо «конвейерного» подхода к ее организации.
Статья 15 УПК РФ предписывает, что «функции обвинения, защиты и разрешения уголовного дела отделены друг от друга и не могут быть возложены на один и тот же орган или одно и то же лицо». Это положение столь существенно меняет характер уголовно-процессуальной деятельности и содержание уголовно-процессуальных отношений, что вся глубина этих изменений до сих пор до конца не осознана ни теорией, ни практикой.
Несмотря на то что российский уголовный процесс по-прежнему сохраняет «исторический» характер смешанного процесса, введенные УПК РФ правила состязательности создали, по существу, новую модель уголовного судопроизводства. Эта модель впитала традиционные для российского уголовного судопроизводства черты и обогатилась новыми нормами, в результате чего, по меткому выражению профессора А.В. Смирнова, «был создан достаточно самобытный тип процесса, не повторяющий в основных своих чертах ни один из известных зарубежных образцов»[8]. Неслучайно именно предложенная законодателем конструкция состязательности вызывает наиболее ожесточенные споры среди процессуалистов.
Центральным вопросом развернувшейся дискуссии является вопрос о том, распространяется ли принцип состязательности и равноправия сторон на все стадии процесса или он действует исключительно в судебных стадиях. В зависимости от этого строятся и критика УПК РФ, и предложения по его совершенствованию.
Сторонники распространения действия данного принципа на весь процесс предлагают существенные изменения досудебных стадий, в том числе предоставление защите права собирать доказательства, которые по значению будут приравнены к доказательствам, собранным следователем (С.А. Пашин, В.А. Лазарева и др.). Поддерживается идея заимствования американского варианта досудебного производства, получившая в российской литературе название «параллельное расследование». Звучат и более радикальные предложения − о необходимости полностью упразднить досудебные стадии процесса (Александров).
Другая позиция состоит в том, что состязательность и равноправие сторон являются принципом исключительно судебных стадий (Божьев), и из этого делается вывод о чрезмерности прав, предоставленных защите в досудебных стадиях, о необходимости изменения ряда норм УПК РФ, например исключении п. 1 ч. 2 ст. 75 УПК РФ, и др.
Близко к сторонникам этой точки зрения стоят и исследователи, полагающие, что принцип состязательности и равноправия сторон должен обеспечивать «математическое» (количественное) равенство прав участников процесса, выступающих на стороне обвинения и стороне защиты. В частности, многие полагают, что у защитника должно быть столько же прав, сколько и у обвинителя (Шестакова), у потерпевшего столько же прав, сколько у обвиняемого (Чистякова). Такое понимание рассматриваемого принципа порождает соответствующую критику УПК РФ и предложения по его изменению.
Анализ публикаций по проблеме состязательности в уголовном судопроизводстве показывает, что в теории нет единого понимания самой природы функционального подхода к деятельности суда, а законодательство недостаточно последовательно учитывает именно функциональный характер уголовно-процессуальных отношений, особенности функционирования субъектов в новых условиях.
Остается до сих пор не осознанным тот момент, что состязательность имеет место только там, где суд действует как арбитр спора, как власть, призванная этот спор разрешить. Из этого следует, что вопрос о состязательности уголовного судопроизводства следует анализировать не применительно к стадиям процесса и их последовательности, а применительно к полномочиям суда.
На любой из стадий, в том числе на стадии возбуждения уголовного дела и на стадии расследования, если возникает вопрос, подлежащий разрешению судом, должен «включаться» принцип состязательности. В любой из подобных ситуаций стороны должны быть функционально различны и отделены от суда. Они должны иметь равные права для отстаивания своих прав и интересов перед судом. А суд должен проявлять объективность и беспристрастность независимо от того, касаются ли рассматриваемые вопросы существа уголовного дела или судебного контроля.
Непонимание сути, правового и организационного значения принципа состязательности приводит к критике УПК РФ и по ряду других, смежных вопросов.
Так, дискутируется вопрос о задачах уголовного судопроизводства. (Азаров и др.). Пока нет понимания того, что субъекты, выполняющие разные функции, в принципе не могут решать единые задачи. Именно поэтому законодатель отказался от определения единых задач уголовного судопроизводства, как было ранее, в ст. 2 УПК РСФСР.
Теперь ст. 6 УПК РФ устанавливает более общее понятие − «назначение уголовного судопроизводства», включая в него «1) защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений; 2) защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод». Реализация каждой из функций призвана в конечном итоге обеспечить это назначение уголовного судопроизводства − при том, что конкретные задачи субъектов, выполняющих разные функции, принципиально различны. Поэтому в УПК РФ можно сформулировать задачи органов, выполняющих функцию обвинения, но эти задачи будут иными, нежели у суда. Единые задачи уголовного судопроизводства определять нельзя, это противоречит идее разделения властей.
Остается непроясненным вопрос о разделении сфер деятельности субъектов, осуществляющих ту или иную функцию. Например, нет единого понимания, должен ли следователь, отнесенный новым законодательством к стороне обвинения, изучать (как это было по УПК РСФСР) обстоятельства, свидетельствующие в пользу обвиняемого. И кто вообще должен обеспечить всесторонность, полноту и объективность исследования обстоятельств дела (Азаров и др.)?
У каждого из субъектов уголовного судопроизводства теперь своя сфера приложения усилий. К сожалению, эти сферы, задачи, содержание каждой из функций не получили достаточно ясного и последовательного определения и регулирования в УПК РФ. Законодатель определяет лишь объем процессуальных полномочий субъектов, и только путем анализа этих полномочий можно определить и описать, что именно необходимо для реализации каждой из функций, каково их содержание. Этот вопрос также пока еще недостаточно исследован.
На практике непонимание указанных вопросов приводит к существенным искажениям правосознания: зачастую следователи и даже прокуроры отказываются от исследования оправдывающих обстоятельств только потому, что это относится к функции защиты. Между тем именно состязательное построение процесса предполагает, что обвинитель лишь тогда может выиграть в споре, когда он проверит все аргументы, приводимые в защиту обвиняемого, опровергнет их или учтет в своей правовой позиции по делу. Неслучайно ст. 73 УПК РФ предусматривает необходимость доказывания по делу как обвиняющих, так и оправдывающих или исключающих ответственность обстоятельств. Только при этом условии позиция обвинения в споре с защитой будет устойчивой и убедительной.
Наиболее спорной областью является регулирование УПК РФ объема полномочий субъектов, выполняющих различные функции. У каждого из субъектов должен быть такой объем процессуальных прав, какой необходим и достаточен для решения их собственных процессуальных задач. И их полномочия нельзя сравнивать «по количественным показателям». Все рассуждения в русле «математического» равенства или неравенства отдельных участников процесса и сторон в контексте функционального анализа становятся неконструктивными. Конструктивный же подход требует соотносить объем процессуальных прав только с функцией, выполняемой конкретным субъектом.
Например, именно функциональный анализ позволяет критиковать установленный УПК РФ порядок разрешения ходатайств в ходе расследования преступлений. Сторона защиты, находясь в равноправном положении, сама определяет, какие из доказательств имеют существенное значение для дела, какие из обстоятельств должен учесть следователь. Однако УПК РФ, провозгласив в ст. 119 право обвиняемого, защитника заявлять ходатайства, в ч. 2 ст. 159 отдает разрешение вопроса об их значении для данного уголовного дела (и, соответственно, об их удовлетворении или отказе в их удовлетворении) следователю, дознавателю, прокурору − то есть процессуальному противнику.
Две стороны − обвинение и защита − выполняют противоположные функции. Чтобы найти правильное решение спора, необходимо обеспечить им право представить суду все, что они считают необходимым. Только суд и только после проведенного исследования вправе решить, относится ли к делу полученная информация, имеют ли юридическое значение заявляемые обстоятельства. Никакая из сторон не должна наделяться правом и властью препятствовать противной стороне вводить в процесс значимую для нее информацию.
Не получает должного исследования и вопрос о соотношении и зависимости содержания функции и методов, необходимых для ее реализации. Безусловно, разные процессуальные функции осуществляются различными методами процессуальной деятельности.
Например, стороне обвинения, которая обязана преодолевать презумпцию невиновности, объективно необходимы властные полномочия, возможность использования в своей процессуальной деятельности негласных, оперативных методов − но при четком разграничении доказательственного значения информации, добытой процессуальным и не процессуальным путем, и т.п.
Стороне защиты необходимы принципиально иные методы, которые позволят ей быть услышанной; позволят сделать предметом обсуждения аргументы, обосновывающие ее процессуальную позицию; позволят своевременно выявлять нарушения прав подзащитного и обеспечивать их эффективную защиту и т.п.
Поэтому полномочия, предоставляемые субъектам, должны соответствовать тем методам, которые объективно необходимы и пригодны для эффективного осуществления возложенных на них функций.
4. Еще одно принципиальное отличие УПК РФ состоит в существенном уточнении и расширении объема процессуальных прав субъектов процесса – граждан (юридических лиц), в той или иной роли вовлекаемых в процесс. Это коснулось всех субъектов. И тех, кто отстаивает в процессе свой интерес: подозреваемых, обвиняемых, потерпевших, истцов и ответчиков. И тех, кто играет вспомогательную роль в процессе: свидетелей, понятых, специалистов, экспертов и пр.
Новизна такого подхода в регулировании процессуального положения субъектов обусловлена тем, что действующее законодательство ориентирует граждан на активную позицию в уголовном судопроизводстве по отстаиванию перед органами государства своих интересов, нарушенных как преступлением, так и возможными злоупотреблениями должностных лиц.
Расширение объема процессуальных прав сторон позволяет последним активно использовать принцип состязательности в отстаивании своего правового интереса. А предоставление права обжаловать, в том числе и в суд, неправомерные действия должностных лиц, ведущих процесс, позволяет своевременно пресекать такие действия, противостоять им законными средствами.
Эти положения УПК РФ предъявляют повышенные требования и к должностным лицам, ведущим процесс. Закрепление их процессуальных обязанностей сопровождается теперь предоставлением права спорить с ними, обжаловать любое их действие (бездействие) и решение, если таковые нарушают конституционные права или свободы субъектов, стесняют или лишают тех возможности реализовать процессуальные права.
Действие новых норм УПК РФ усиливается и конституционным правом на международную защиту, в частности правом обращаться по поводу нарушения прав и основных свобод, установленных ЕКПЧ, в Европейский Суд по правам человека. Все это, безусловно, требует иного уровня профессионализма от должностных лиц, сопряжено с необходимостью освоения нового образа поведения во взаимоотношениях с людьми.
К сожалению, властные органы, осуществляющие уголовный процесс, никак не могут принять этого нового соотношения прав и обязанностей. Жалобы и ходатайства участников процесса вызывают раздражение, как правило влекут попытки «формально отписаться», а не разбираться в деле.
В качестве примера можно привести дело, расследованное в г. Королеве Московской области. Обвиняемый Ефремов понуждался к даче признательных показаний. Он не был взят под стражу, поэтому работники милиции приехали к нему домой, забрали его из дома и на служебной машине вывезли за город. Там его избили, после чего для острастки сделали несколько выстрелов из пистолета вокруг его ног, угрожая убийством, если он будет противиться обвинению. Ефремов обратился в прокуратуру с жалобой на действия работников милиции, подтвердив факт избиения медицинскими документами. Прокурор ограничился формальной проверкой, отказал в возбуждении уголовного дела в отношении милиционеров и в своем ответе Ефремову не дал никакой оценки самому факту побоев[9].
С реализацией новых подходов к правам человека в сфере уголовного судопроизводства тесно связано развитие и закрепление в новой редакции Кодекса ряда принципов: презумпции невиновности (ст. 14 УПК РФ), уважения чести и достоинства личности (ст. 9 УПК РФ), неприкосновенности личности (ст. 10 УПК РФ), охраны прав и свобод человека и гражданина (ст. 11 УПК РФ), неприкосновенности жилья (ст. 12 УПК РФ), тайны переписки, телефонных и иных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений (ст. 13 УПК РФ) и др.
Реализация этих положений сопряжена с усложнением процедуры некоторых следственных действий, требует особого внимания к мотивированности принимаемых решений, умения не только обосновать законность принимаемых решений, но и отстаивать их в состязательном судебном заседании.
От суда требуется принимать во внимание аргументы каждого участника, отвечать на каждый из аргументов, мотивировать ссылкой на факты и доказательства или материалы дела свое решение, особо выделяя вопросы, по которым суд не принимает доводы одной из сторон.
Судебная практика свидетельствует об обратном. При рассмотрении вопросов в судебном заседании суд далеко не всегда «слышит» аргументы защиты, особенно по таким вопросам, как применение меры пресечения и продление сроков содержания под стражей; жалобы подсудимых на применение к ним недозволенных методов воздействия; непричастность их к совершению преступления, особенно если обвиняемый арестован и долгое время содержится под стражей. Суд чаще всего обосновывает свои решения своим же внутренним убеждением. Излишне указывать, что мотивировка крайне неудовлетворительная.
Внешне уголовное судопроизводство сохранило многие известные со времен УПК РСФСР институты и нормы, однако назначение и содержание уголовно-процессуальной деятельности изменилось столь кардинально, что становится возможным говорить о возникновении нового уголовного судопроизводства. К сожалению, в УПК РФ эти принципиальные новеллы прописаны далеко не всегда удачно и последовательно. Это приводит к непониманию этих положений правоприменителями, и искажениям в применении УПК РФ. Этим обусловлены многочисленные, обоснованные и необоснованные, упреки в адрес УПК РФ и все более настойчивые требования отмены и изменения его наиболее реформаторских положений.
IV. Анализ правоприменительной практики
Наиболее значимые проблемы применения УПК РФ и практики уголовного судопроизводства, связанные с проблемой становления судебной власти:
непонимание судьями новой функции разрешения дела и обвинительный уклон в деятельности суда;
отсутствие в законодательстве четкого закрепления и регулирования принципа справедливости судебного разбирательства, а следовательно −непонимание этого принципа судьями;
неприятие судьями идей о приоритете прав человека, о предназначении судебной власти служить средством защиты нарушенного права, обеспечения верховенства права и самоограничения государства правом, а не средством, инструментом государства в борьбе с преступностью;
неразработанность вопросов о легитимности и объективности судебной власти, порождающая низкое качество принимаемых судом решений;
непонимание судьями своей роли при осуществлении функции судебного контроля.
Все это находит выражение в целой системе «искажений», которые закрепляются и «тиражируются» в современной судебной практике по уголовным делам. Наиболее опасные искажения описаны ниже.
1. Проблема обвинительного уклона: признаки, фактическое проявление в конкретных уголовных делах
Из УПК РФ изъяты все положения, возлагавшие на суд несвойственные ему обвинительные функции. Тем не менее в практике рассмотрения и разрешения уголовных дел судьи, как правило, явно или неявно «солидаризируются» с обвинением и «противостоят» защите. Внешними признаками обвинительного уклона суда являются следующие.
А) Приоритет материалов уголовного дела над доказательствами, исследованными в суде, вопреки положениям ст. 240 УПК РФ.
Например, если обвиняемый изменил свои показания, данные на предварительном следствии, суд, как правило, отдает предпочтение первым показаниям. При «невнятности» показаний свидетеля в суде, его неуверенности, неточностях, изменении показаний суд обычно исходит из того, что на первом допросе свидетель лучше помнил события, а все, что записал следователь в протоколе допроса, априори верно.
Б) При исследовании доводов, приводимых в пользу подсудимого, суд, вопреки ч. 2 ст. 14 УПК РФ, не требует от обвинителя опровержения этих доводов, удовлетворяяся лишь их «опорочиванием».
Например, защитник ходатайствует о допросе свидетеля, найденного и опрошенного им в соответствии с п. 1 ч. 3 ст. 86 УПК РФ. Свидетель дает оправдательные показания. Суд не исследует возникшее противоречие по существу, а позволяет прокурору выяснять у свидетеля, каким образом защитник нашел его, предлагал ли он ему деньги и т.п. В приговорах используется распространенный штамп: «суд не доверяет показаниям свидетеля, потому что он находится в родственных (дружеских, просто знаком, является соседом и т.п.) отношениях с подсудимым».
В) Суды все чаще придают значение доказательств материалам и процессуальным актам, не отвечающим понятию доказательства.
Например, получает распространение и даже признание Верховным Судом РФ практика исследования в качестве доказательства по делу такого документа, как «явка с повинной», который, согласно п. 2 ч. 1 ст. 140 УПК РФ отнесен к числу поводов для возбуждения уголовного дела и, соответственно, имеет иную процессуальную природу, нежели доказательство.
Аналогичным образом начали использоваться рапорты об обнаружении преступления, показания оперативных работников о том, что оперативным путем они установили причастность обвиняемого к совершению преступления, доказательства, полученные в ходе провокации (дела Ваньяна, Худобина) и т.п.
Всем этим актам придается значение «иного документа» − на основании искажения смысла ст. 84 УПК РФ. Сегодня любую оперативную информацию можно превратить в доказательство, написав соответствующую бумагу. Наряду с этим данные, полученные защитником при опросе лиц с их согласия и в точном соответствии с п. 1 ч. 3 ст. 86 УПК РФ, «иным документом» не признаются, и требуется в обязательном порядке допрос этого человека следователем или судом. При этом следователь и суд вправе отказать в удовлетворении ходатайства защитника о допросе такого свидетеля.
Г) При наличии противоречивых доказательств суд, как правило, берет за основу при вынесении приговора доказательства обвинения, а не доказательства защиты.
Например, Московский областной суд рассматривал уголовное дело об убийстве двух человек, сопряженном с разбойным нападением. Обвинение было предъявлено двум братьям Борисовым, гражданам Узбекистана, этническим русским, работавшим в Москве на стройке, проживавшим в Долгопрудном у сестры. Наиболее значимыми доказательствами обвинения были:
- явка с повинной одного из братьев, полученная у него в ИВС оперуполномоченным ОУР РОВД соседнего района, никакого процессуального отношения к расследованию данного дела не имевшим;
- дактилоскопическая пленка со следом пальца, обнаруженного на месте преступления. По заключению эксперта, отпечаток принадлежал другому брату. Однако в деле имелась дактилоскопическая карта, снятая у него при помещении в ИВС на второй день после убийства. На карте четко видны проплешины по всей ладони, которые обвиняемый объяснил тем, что у него шелушилась кожа в связи с каким-то дерматологическим заболеванием. На дактопленке, изъятой с места происшествия, этих проплешин не видно;
- показания свидетеля, опознавшей обвиняемых как лиц, покупавших у нее в магазине набор ножей, один из которых был обнаружен на месте убийства. Свидетель в суде путалась в показаниях, неточно называла приметы, например говорила, что волосы у одного из покупателей были средней длины, потом заявляла, что он был стрижен «под ежик» − это, мол, и есть «средняя длина» в ее понимании. В беседе с защитником она сказала, что перед опознанием подсудимых ей показывали их из машины и сказали, что они уже признались во всем, но на допросе в суде она этого не подтвердила.
По ходатайству защиты были допрошены восемь свидетелей, показавших, что в день убийства обвиняемые были на работе в Москве, ушли с работы в восемь вечера. По расчету времени, они не успели бы приехать в Долгопрудный, дойти до дома и совершить инкриминируемые им действия. Однако суд в приговоре указал, что этим свидетелям не верит, потому что двое из них − родственники обвиняемых, двое – вахтеры на стройке, и они могли не запомнить обвиняемых в лицо, и не знать, точно ли те ушли с работы вместе со всеми. Остальные свидетели были тоже наемными рабочими из Узбекистана, поэтому, по мотивировке суда, они давали показания из желания помочь землякам.
Ни одно из этих показаний не было опровергнуто по существу, не опровергнуты и иные противоречия, имевшиеся в данном деле. Суд при наличии таких неустранимых противоречий, тем не менее, вынес обвинительный приговор, осудив Борисовых на 17 лет лишения свободы. Несмотря на детальную и подробную жалобу защитника, кассационная инстанция оставила приговор без изменений[10].
2. Проблема справедливого судебного разбирательства.
Эти проблемы являются зачастую продолжением того же обвинительного уклона. Справедливость судебного разбирательства согласно ст. 6 ЕКПЧ определяет качество судебного разбирательства. Обращенная к суду, эта статья устанавливает предельные процессуальные стандарты, которым обязаны следовать судьи. А государство обязано неуклонно требовать от своих судей соблюдения этих стандартов.
Дела, дошедшие до ЕСПЧ, демонстрируют крайне неприглядную картину российского уголовного судопроизводства. Можно возразить, что это отдельные случаи, что они «уникальны». К сожалению, эти дела отражают именно типичную картину несправедливого судебного разбирательства, причем почти по всем признакам, перечисленным в ст. 6 ЕКПЧ.
Начиная с незаконного состава суда, когда судья рассматривает дело с участием народных заседателей, заведомо зная, что списков заседателей еще нет, что эти заседатели не имеют статуса («Посохов против России»), игнорируя все доводы обвиняемых при применении заключения под стражу и особенно при продлении сроков содержания под стражей («Худобин против России»; «Худоеров против России»; «Попов против России» и др.), бесконечно долго рассматривая уголовные дела, нарушая все разумные сроки производства и вновь игнорируя все разумные доводы, приводимые подсудимыми («Федоровы против России», «Калашников против России» и др.), ведется судебное разбирательство.
Российские судьи даже не подозревают, что их деятельность может оцениваться не только по формальному соблюдению ими процессуальных норм, а и по тому, «проявляли ли они должное старание» при производстве по делу. Как раз старания-то судьям и не хватает, чтобы судебное разбирательство всегда было справедливым.
3. Наиболее значимые проблемы применения УПК РФ и практики уголовного судопроизводства в сферах, сопряженных с судебной властью.
Судебная власть и расследование преступлений. Качество расследования оценивается в целом как крайне неудовлетворительное (Колоколов и др.). Ситуацию невозможно изменить без реорганизации следственного аппарата – налицо объективная необходимость создания единого органа, выполняющего функцию расследования и обеспечивающего всестороннее, полное и объективное исследование обстоятельств дела. Необходимо изменить соотношение «расследование – прокурорский надзор – поддержание обвинения в суде». Необходимы меры по ревизии качественного состава следственных органов, массированные мероприятия по повышению квалификации следователей всех ведомств и всех уровней. Система переквалификации следователей разрушена, и никто не занимается переобучением следователей работе в новых условиях. Кроме того, следственная работа в современных условиях оказалась самой непрестижной, текучесть кадров следователей высока, средний срок пребывания в должности – три года. Необходимы ведомственные и общегосударственные меры по изменению ситуации в предварительном расследовании.
Кстати, по мнению самих судей, обвинительный уклон в работе в немалой степени обусловлен крайне низким качеством следствия. Из-за ошибок и непрофессионализма следователей судьи, строго выполняя свою функцию, должны были бы или возвращать большинство дел прокурору, или оправдывать заведомо виновных лиц. Они не могут этого допустить, потому что тогда потерпевший окажется вообще без защиты государства.
Судебная власть и организация государственного обвинения. Качество государственного обвинения также оценивается как низкое. Незнание обвинителями материалов дела, неумение работать с доказательствами в состязательном процессе, боязнь прокурорского начальства и выполнение егораспоряжений любой ценой, в том числе и поддержание обвинения при отсутствии оснований, погоня за показателями, а не за законным и обоснованным решением, игнорирование прав человека – вот перечень качеств, отличающих многих современных помощников прокуроров, поддерживающих обвинение.
Судебная власть и адвокатура. Общая оценка качества правовой помощи в уголовном судопроизводстве неоднозначна. Формируется высокопрофессиональный адвокатский корпус, что подтверждается практикой судов присяжных и наиболее громкими делами, а также практикой ЕСПЧ. Вместе с тем есть и такие адвокаты, которые действуют непрофессионально, формально относятся в участию в деле, особенно если это работа по назначению. Однако, начинает складываться практика дисциплинарной ответственности адвокатов, и это постепенно будет выравнивать качество адвокатского корпуса в целом. Очень важны усилия самой адвокатуры по повышению квалификации адвокатов, по выработке норм профессиональной этики, повышению престижа адвокатуры. Тем не менее отношение судей к защитнику меняется крайне медленно и с большим трудом. Этому помогает и дискуссия по поводу состязательности в уголовном судопроизводстве. Наиболее радикальные противники состязательности и расширения прав обвиняемого на защиту пытаются теоретически обосновать понятие «противодействия» защитника в уголовном судопроизводстве и ставят вопросы не только о сокращении процессуальных прав защитника, но и о его ответственности перед следствием за свою профессиональную деятельность (Гармаев и др.). В свете этого важное значение приобретает разработка понятия и содержания квалифицированной помощи.
Судебная власть и СМИ, общественное мнение. В настоящее время ведется активная законопроектная работа, касающаяся инициативы Верховного Суда и транспарентности судебной власти. Принятие подобного закона поможет снять многие проблемы закрытости и бюрократизации судебной власти.
Корпоративные проблемы судейского сообщества.
o Распределение дел, господство председателя суда: у председателя суда есть и, очевидно, будут сохраняться определенные неофициальные и неформальные рычаги воздействия на судей. Смягчение негативных последствий такого воздействия возможно, например, при участковом распределении дел между судьями, когда председатель не может делать это по своему усмотрению. Такой опыт есть в Смоленской области и других регионах. Другая мера − ротация председателей. Для этого нужны соответствующие изменения в законе, но администрация высших судов наверняка будет блокировать подобные предложения.
o Невозможность конструктивной критики: например, это ярко проявилось в деле судьи Кудешкиной, в настоящее время еще не решенном ЕСПЧ. Но позиции, высказываемые в переписке с ЕСПЧ представителями Московского горсуда, квалификационной коллегии, подтверждают высказанный тезис. Возможно, в других регионах эта проблема не так остра.
o Возможность незаконного перераспределения дел, принятых к производству судьей: имеет место в тех судах, где председатель отличается авторитарным стилем руководства, а судьи бессильны перед ним. Закон не дает достаточных гарантий от злоупотреблений председателя, но ротация самих председателей могла бы устранить такую проблему.
o Практика «манипуляций»: требует дополнительного изучения. Автор может только констатировать, что они есть и наиболее проявлены в суде присяжных. Как минимум два процессуальных момента, уязвимы для манипуляций: момент формирования скамьи присяжных (статьи Никитинского по делу Сутягина) и момент постановки вопросов присяжным. Какие вопросы сформулирует судья, такие ответы и получит от присяжных.
o Неэффективность вышестоящих судебных инстанций: подтверждается не только количеством жалоб и обращений, ежегодно доходящих до Верховного Суда РФ, но и позицией Конституционного Суда по проверке конституционности ст. 405 УПК РФ. По существу, Конституционный Суд признал, что все нижестоящие судебные инстанции − и первая, и кассационная − не обеспечивают должной защиты потерпевшего, поскольку он вынужден доходить в обжаловании приговора до надзорной инстанции. УПК РФ по существу не различает принципиально проверку в кассационном и надзорном порядке. Возможно, следует более детально изучить, есть ли необходимость предъявлять одни и те же основания к отмене или изменению приговоров как в апелляции, так и в кассации и надзоре.
***
Судебная власть, бесспорно, сопряжена не только с примыкающими к ней сферами юридической практики, но и с обществом в целом. На наш взгляд, серьезного внимания заслуживает проблема участия граждан в отправлении судебной власти − это декларировано ст. 32 Конституции, но практически не обеспечено процессуальным законодательством. И УПК РФ, и ГПК РФ дружно отказались от народных заседателей. В результате в гражданском судопроизводстве вообще не участвуют граждане. В уголовном судопроизводстве все надежды возлагались на суд присяжных. В действительности же суды присяжных рассматривают чуть более 600 дел в год, что составляет 0,06% от общего количества уголовных дел, рассмотренных судами по первой инстанции. Но это и не было бы проблемой, если бы суд присяжных можно было потребовать по любому уголовному делу, где обвиняемый не признает себя виновным, спорит с государством и не может добиться правды; суд присяжных − как суд равных − необходим именно в таких ситуациях. Однако закон не дает такого права любому обвиняемому, поскольку в этой форме рассматриваются лишь дела, подсудные судам второго звена. Следовательно, общество, отстраненное от самой возможности участвовать в судебной власти, недовольное качеством судебной власти и убежденное в ее коррумпированности и бюрократичности, лишается возможности защищать свои права и лишается веры в справедливость государства в целом.
[1] Жуйков В.М. Судебная реформа: проблема доступа к правосудию. 2006.
[2] Материалы международной научно-практической конференции, посвященной принятию нового УПК РФ. М.: МГЮА, 2002; УПК РФ: год правоприменения и преподавания. Материалы международной научно-практической конференции. М. МГЮА. 2004; Материалы международной научно-практической конференции. М. МГЮА, 2006.
[3] Азаров В.А., Ревенко Н.И., Кузембаева М.М. Функция предварительного расследования в истории, теории и практике уголовного процесса России. Омск: ОмГУ, 2006.
[4] Орлов Ю.К. Проблемы истины в уголовном процессе. − Государство и право, 2007, № 3.
[5] Азаров В.А., Ревенко Н.И., Кузембаева М.М. Функция предварительного расследования в истории, теории и практике уголовного процесса России. Омск: ОмГУ, 2006.
[6] Орлов Ю.К., Чистякова В.С.
[7] Крашенинников П., Плигин В., Мизулина Е. − Российская газета, 5 декабря 2006 г.
[8]Смирнов А., Калиновский К. Комментарий к уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации /Под ред. А.В. Смирнова. СПб.: Питер, 2003. С. 28.
[9] Архив районного суда г. Королева Московской области за 2004 год, дело по обвинению Ефремов А.П. по ст. 158 ч.3 УК РФ.
[10] Архив Московского областного суда за 2006 год. Дело по обвинению Борисова Е.Я. и Борисова Д.Я. по ст. 105 ч. 2 п.п. «а», «ж», «з», ст. 162 ч. 4 п. «в» УК РФ.